Вы возражаете против числа средств, употребленных в последнем случае, и хотите знать, «которое из них излечило»?

Возьмите длинную лестницу, приставьте ее к Вашему дому и поднимитесь по ней так, чтобы войти в дом через заднее окно. Когда Вы благополучно совершите этот подвиг, то сообщите мне, какая именно из перекладин помогла Вам это сделать.

Я сочувствую Вашему возражению, так как это было и для меня камнем преткновения к принятию результатов гомеопатического лечения; может быть, в обширной гомеопатической литературе и находится где-нибудь удовлетворительное объяснение, но мне оно не попадалось и потому я должен был выработать этот вопрос сам. Я объясняю это так: в трудных, застарелых, осложненных случаях болезни требуется не одно лекарство, а целая лестница (серия) лекарств, из коих ни одно средство само по себе не в состоянии излечить, но каждое действует по направлению к излечению и совокупное их действие, в конце концов, завершается исцелением — вот как я излечиваю катаракту и многие другие хронические болезни, которые положено признавать неизлечимыми большинством врачей всех оттенков терапевтического мнения. Такое утилизирование целой серии лекарств, по-моему, уступает в важности только закону лечения. Мысль эту мне первоначально подал д-р Драйздэйл (Drysdale) в Ливерпуле, хотя он ее не формулировал. Я называю этот план лестницей средств; д-р Драйздэйл называл его «курсом лечения».

Я часто сравниваю лечение трудного случая болезни с игрой в шахматы, где вы имеете короля, ферзя, слонов, коней и пешек, с ходами которых необходимо ознакомиться прежде, чем сыграть партию. Вы согласны, что в шахматы нельзя играть, не зная игры, а между тем Вы думаете, что можно лечить по гомеопатическому способу, не зная даже гомеопатической пешки. Вот почему изложение мной всех этих причин, почему я гомеопат, один пустой фарс. На самом деле, я пишу Вам о шахматах, а Вы не знакомы не только с фигурой, но даже с шахматной доской. Тем не менее, вот моя тридцать седьмая причина.

Лет с лишком двенадцать тому назад, я пользовал на севере очень богатую даму, лет семидесяти от роду, у которой была острая мания. По совету местного врача, родственники решились отправить ее в приют душевнобольных, но я воспротивился этому, будучи уверен, что она уже никогда оттуда не выйдет. Я сам заведовал таким приютом, и знаю хорошо, что, попавши туда, в терапевтическом отношении человек пропащий. С больными обращаются ласково, охраняют их от всякого вреда, излечивать же их никогда даже не пытаются. И на самом деле, лечить умалишенных аллопатией было бы бесполезно. С помощью же настоящей, основательной гомеопатии, возможно было бы излечить половину обитателей приютов. Вы мне не поверите, но, тем не менее, это сущая правда. Если Вы заглянете в нашу литературу, то найдете, что вопрос этот подвергался основательному и ученому исследованию, и нередко с успехом оправдывался на практике.

Врачи-гомеопаты (а также и негомеопаты) часто бывают поставлены в очень затруднительное положение, вследствие обстановки больного, а попасть в гнездо неверующих, когда предстоит лечить отчаянный случай, поистине не совсем приятно, как может засвидетельствовать любой врач.

У моей пациентки была компаньонка, бросившая на меня презрительный взгляд, и я тотчас увидел, что она будет мне мешать, если я не приму мер, и потому я сообщил ей, что или она должна удалиться, или я, если она не даст мне торжественного обещания исполнять все мои приказания относительно больной. «Потому что, — сказал я, — ведь вы не верите в гомеопатию?» — «Разумеется, не верю». И с какой презрительной миной это было сказано!

Благодаря Баптизии и другим простым гомеопатическим средствам, моя больная совершенно оправилась, и рецидива не было.

Это моя тридцать седьмая причина, почему я гомеопат, и если я когда-нибудь лишусь разума и сделаюсь маньяком, то пошли мне, Создатель, сотоварища-гомеопата, который будет лечить меня, как я лечил г-жу Б.